Наши любимые поэты, вспоминаем :) Опции

[Vicont]

Должны же быть такие (IMG:http://www.sci-lib.net/style_emoticons/default/smile.gif)

[Elena]

Есенин (IMG:http://www.sci-lib.net/style_emoticons/default/smile.gif)
А самое любимое вот это:
"Мне осталась одна забава - пальцы в рот, да веселый свист..."
Наверное, дальше можно не продолжать(IMG:http://www.sci-lib.net/style_emoticons/default/smile.gif)

[Galaanto]

Мне вот тоже Есенин нравится а так вообще не очень люблю поэзию....

[Librarian]

Боюсь показаться неоригинальным, но придется повторить - Есенин. (IMG:http://www.sci-lib.net/style_emoticons/default/br.gif)

[Жанятка]

А мне Бодлер, - Жена в земле! Ура свобода!

[Framboise]

Г. Шпаликов, И.Елагин

[Vicont]

Г. Шпаликов, И.Елагин

Чтобы помнили (IMG:http://www.sci-lib.net/style_emoticons/default/wink.gif) (IMG:http://www.sci-lib.net/style_emoticons/default/ay.gif)

[Нихт ШиссеН]

Иосиф Бродский форева!

Навскидку:

...вдруг приумолк, разглядывая устало
Собачку, которая все-же что-то себе достала
Поужинать в груде мусора и вот-вот
Взвизгнет от счастья, что и она живет.
-- Да нет -- он роняет -- мы здесь просто так. Гуляем.
И тут весь пейзаж оглашается заливистым сучьим лаем.
(IMG:http://www.sci-lib.net/style_emoticons/default/smile.gif)

[starik kozlodoev]

Определенно - Борис Слуцкий.

[Lexia]

А если сегодня мне, грубому гуну,
кривляться перед вами не захочется - и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я - бесценных слов транжир и мот.

В. Маяковский

PS Жалко прочитать не могу...(IMG:http://www.sci-lib.net/style_emoticons/default/smile.gif)

[Altanero]

Раньше очень любил Гумилева. на данный момент даже не знаю, может, Пастернак.

[Nereis]

Маяковский из руссиких для меня вне конкуренции... Нравятся Есенин и Блок. Пушкина люблю. Люблю Хармса. Бродский замечателен.!!! Из зарубежных -- Превер, Бодлер и немного из "старых французов" (Ронсар, Вийон). Нечто фантастическое!

[Vicont]

Мой гараж неподалеку - прямо,
Он меня к себе привлек упрямо.
По заборам я, голуба, лазаю,
Чтоб увидеть вас голубоглазую
Я люблю шофёршу крепко, робко,
Ей в подарок от меня коробка,
А в коробке, например, манто вам,
И стихи поэта ЛермонтОва.
И под звуки нежной флейты
Будешь слушать журавлей ты.
Уроню аккорды с пианино,
Только у форда не спи, о Нина.
Я люблю шофёршу крепко, робко,
Ей в подарок от меня коробка,
А в коробке, например, манто вам,
И стихи поэта ЛермонтОва.
Ты всегда была ведь умной, Женя,
Как сама таблица умноженья.
Так прощай родная, не реви ты,
Наши судьбы крепко перевиты.
Я люблю шофёршу крепко, робко,
Ей в подарок от меня коробка,
А в коробке, например, манто вам,
И стихи поэта ЛермонтОва.
Мы уже уселись по машинам
На прощанье, Женя, помаши нам.
Или просто проводи до саду,
Чтоб растаяла в груди досада.
А в саду лишь соловьи да вишни,
Мы припомним о любви давнишней,
Как бродили мы с тобой до вечера,
Как любили мы с тобой доверчиво".

Юлий Ким

[Vicont]

Сергей МАРКОВ,
1906—1979


В 1932 году арестован, сослан в Архангельскую область. В 1941 году мобилизован, служил рядовым.
Сергей Марков — автор многих книг стихов и прозы. Он был и историком, и географом, и этнографом. По его инициативе на мысе Дежнева появился памятник-маяк, а в Москве восстановлена Триумфальная арка 1812 года.

Адмирал Колчак
(это стихотворение приложено
к делу Сергея Маркова)

Там, где волны дикий камень мылят,
Колыхая сумеречный свет,
Я встаю, простреленный навылет,
Поправляя сгнивший эполет.

В смертный час последнего аврала
Я взгляну в лицо нежданным снам,
Гордое величье адмирала
Подарив заплеванным волнам.

Помню стук голодных револьверов
И полночный торопливый суд.
Шпагами последних кондотьеров
Мы эпохе отдали салют.

Ведь пришли, весь мир испепеляя,
Дерзкие и сильные враги.
И напрасно бледный Пепеляев*
Целовал чужие сапоги.

Я запомнил те слова расплаты,
Одного понять никак не мог:
Почему враги, как все солдаты,
Не берут сейчас под козырек.

Что ж считать загубленные души,
Замутить прощальное вино?
Умереть на этой белой суше
Мне, наверно, было суждено.

Думал я, что грозная победа
Поведет тупые корабли.
Жизнь моя, как черная торпеда,
С грохотом взорвалась на мели.

Чья вина, что в злой горячке торга
Я не слышал голоса огня?
Полководцы короля Георга
Продали и предали меня.

Я бы открывал архипелаги,
Слышал в море альбатросов крик,
Но бессильны проданные шпаги
В жирных пальцах мировых владык.

И тоскую по морскому валу,
И с лицом скоробленным, как жесть,
Я прошу: «Отдайте адмиралу
Перед смертью боевую честь».

И теперь в груди четыре раны,
Помню я, по имени моем
Встрепенулись синие наганы
Остроклювым жадным вороньем.

* Пепеляев В.Н. — министр «Омского правительства», расстрелян вместе с Колчаком.2005.novayagazeta.ru

[Altanero]

А я вот люблю почитывать восточных поэтов (персидских, таджикских и др.). Омар Хайам, само собой, Саади.. Еще одно время Джелалитдин Руми наравился со своими баснями.. Ну и Атааллах Аррани, азербайджанец, со своей лирикой по душе. (IMG:http://www.sci-lib.net/style_emoticons/default/skonfuzen.gif)

[Vicont]

Людей теряют только раз,
И след, теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.

А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.

Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернем
И праздник для него устроим.

Геннадий Шпаликов

[Vicont]

В различных проявлениях бытия
Усматривал философ связь живую.
Так например, я мыслю, значит я,
По мнению Декарта, существую.
Тут логики несокрушимый вал,
Но верить ей не стану раболепно,
Я плохо мыслил, а существовал,
Осмелюсь утверждать, великолепно.
Как знать, на небе пятом, иль седьмом,
А, может быть, на небе двадцать третьем
Мы будем обладать иным умом
И логику совсем иную встретим?
И, может быть, за этим звездным рвом
Столкнемся мы с совсем другим порядком
И мозг, что был природы торжеством,
Слепой кишки окажется придатком?
Опять я убеждаюсь и опять,
Что жалок ум, что интеллект заносчив,
Что мир куда верней воспринимать
На глаз, на вкус, на нюх, на слух, на ощупь!

Иван Елагин

[Altanero]

Хороший стишок.. (IMG:http://www.sci-lib.net/style_emoticons/default/wub.gif)

[Altanero]

Не знаю, понравится кому или нет, но выложу:

Екатерина Агафонова

"Кошачий рай"

Мне казалось - я бегу
Полем
На не чующих травы
Лапах…
Я не помню никакой
Боли,
Смерть была - один большой
Запах.
Помню небо -
Древний Кот многоликий.
Отряхнулся и пошёл,
Как по карте.
Не взаправду же ведь я - Дикий,
Чтоб смотреть, что там лежит
На асфальте.

А потом запахло мёдом и мятой,
Я в траву влетел по самые уши
И решил, что в новой жизни (девятой)
Буду тем же, кем и был, только лучше.

Был котёнком, в сказки не верил,
А потом забыл, как все забываем -
Здесь всегда распахнуты двери,
Это место называется Раем.

Рай кошачий, до последних окраин,
Благодать для тех, кто здесь поселился.
Но уж больно убивался хозяин -
Я чуть сразу же назад не родился.

Весь поникший от нахлынувшей скуки,
Брёл по Раю в поисках дома
И уткнулся в чьи-то тёплые руки,
Руки пахли странно знакомо.

Не запомнилось лицо и окраска -
Прятал морду в вороте платья.
Был покой и тихая ласка,
А потом нас встретили братья.

Было солнце (просто так, не в окошке)
Золотым, как рыбка на блюде.
И все были мы здесь - общие кошки,
А у нас, конечно, - общие люди.

Мы со взрослыми котами небрежно
Выходили в круг - померяться силой,
И мурлыкали мне кошки так нежно,
Потому что я большой и красивый.

Здесь тепло всегда, и чисто, и сухо,
Не бывает ни дождей, ни метели.
Раз порвал я, значит, Серому ухо -
Зажило, и пожалеть не успели.

Серый крут, он подох, видно, в драке.
Серой масти - аккурат мой братишка…
По ночам ему всё снятся собаки,
Он рычит на них во сне, но не слишком.

Мне же снится: я бегу
Полем.
Каждая травинка -
Резная…
Может, каждый выбирать
Волен?
Я всего лишь кот, я -
Не знаю.

[Vicont]

Первая любовь

В листве березовой, осиновой,
в конце аллеи у мостка,
вдруг падал свет от платья синего,
от василькового венка.

Твой образ легкий и блистающий
как на ладони я держу
и бабочкой неулетающей
благоговейно дорожу.

И много лет прошло, и счастливо
я прожил без тебя, а все ж
порой я думаю опасливо:
жива ли ты и где живешь.

Но если встретиться нежданная
судьба заставила бы нас,
меня бы, как уродство странное,
твой образ нынешний потряс.

Обиды нет неизъяснимее:
ты чуждой жизнью обросла.
Ни платья синего, ни имени
ты для меня не сберегла.

И все давным-давно просрочено,
и я молюсь, и ты молись,
чтоб на утоптанной обочине
мы в тусклый вечер не сошлись.

________________________________________


Нас мало -- юных, окрыленных,
не задохнувшихся в пыли,
еще простых, еще влюбленных
в улыбку детскую земли.

Мы только шорох в старых парках,
мы только птицы, мы живем
в очарованьи пятен ярких,
в чередованьи звуковом.

Мы только мутный цвет миндальный,
мы только первопутный снег,
оттенок тонкий, отзвук дальний,--
но мы пришли в зловещий век.

Навис он, грубый и огромный,
но что нам гром его тревог?
Мы целомудренно бездомны,
и с нами звезды, ветер, Бог.

________________________________________


Будь со мной прозрачнее и проще:
у меня осталась ты одна.
Дом сожжен и вырублены рощи,
где моя туманилась весна,

где березы грезили и дятел
по стволу постукивал... В бою
безысходном друга я утратил,
а потом и родину мою.

И во сне я с призраками реял,
наяву с блудницами блуждал;
и в горах я вымыслы развеял,
и в морях я песни растерял.

А теперь о прошлом суждено мне
тосковать у твоего огня.
Будь нежней, будь искреннее. Помни,
ты одна осталась у меня.

Владимир Набоков

_________________________________

Проснулся ночью – болит плечо.
Ну что же, значит – я жив еще.
От жизни больно, как от ушиба.
А всё же Богу за жизнь спасибо.

Кому столицы, кому задворки,
А я остался в ночном Нью-Йорке.
Себя я вижу за стойкой в баре.
А за окошком – фонарь в угаре.

По виду скажут – бывалый малый,
Чуть-чуть сутулый, слегка усталый...
А сам себе я по всем приметам
Казался ветром, звездой, поэтом!..

Но только время – песок сыпучий.
Улегся ветер, звезда за тучей...
Да и с годами о всяком хламе
Устал я звездно звенеть стихами.

Ну что же, с болью – так, значит, с болью.
Уже свыкаюсь я с новою ролью,
И телогрейка моя на вате,
И вечерами окно в закате.

И клен знакомый – совсем у дома,
И сад за домом, где всё знакомо.
Всё то же кресло стоит в гостиной.
Жизнь оказалась довольно длинной.

_______________________________________

По земле шатаюсь я давно,
И везде вожу с собой окно.

Хоть люблю я в жизни перемену,
Но окно всегда вставляю в стену.

Приглашаю я в окно закат.
Птицы пусть в окне моем летят.

Ветку на окно мое кладу,
Рядом сбоку вешаю звезду.

Или, чтоб увидел целый свет,
Создаю ночной автопортрет –

В раме, за стеклом, стою в окне,
Свет фонарный шастает по мне.

Пусть стоит вселенная вверх дном,
Мне не страшно за моим окном!

Я поеду в городок морской,
Я мое окно возьму с собой

И у волн поставлю непременно,
Пусть окно окатывает пена,

Пусть там волны ходят ходуном,
Хорошо мне за моим окном!

Я от океана отделен,
В раме океан и застеклен!

Каждым утром, сразу после сна,
Я выбрасываюсь из окна

И лечу на камни мостовой
В мир невыносимо-деловой.

__________________________________


Здесь дом стоял. И тополь был. Ни дома,
Ни тополя. Но вдруг над головой
Я ощутил присутствие объема,
Что комнатою звался угловой.

В пустом пространстве делая отметки,
Я мысленно ее воссоздаю:
Здесь дом стоял, и тополь был, и ветки
Протягивались в комнату мою.

Вот там, вверху, скрипела половица,
И лампа вбок была наклонена,
И вот сейчас выпархивает птица
Сквозь пустоту тогдашнего окна.

Прошли года, но мир пространства крепок,
И у пространства память так свежа,
Как будто там, вверху, воздушный слепок
Пропавшего навеки этажа.

Здесь новый дом построят непременно
И, может быть, посадят тополь тут,
Но заново отстроенные стены
С моими стенами не совпадут.

Ничто не знает в мире постоянства,
У времени обрублены концы,
Есть только ширь бессмертного пространства,
Где мы и камни – смертные жильцы.

_______________________________________

Мне девять лет. Я только что с перрона.
Я в первый раз на даче под Москвой.
Взлетевшая на каланчу ворона
Мне кажется огромною совой.

И месяц левитановский над стогом
Так робок, что не движется почти.
Он сам не знает, по каким дорогам
Ему придется в эту ночь идти.

«Ты видишь тракт? По нем когда-то с юга
Татары приходили на Москву».
Я слушаю и жмурюсь от испуга,
К отцовскому прижавшись рукаву.

Я помню ночь. Так каждый мальчик помнит
Свой первый сон под новым потолком.
Всю эту крышу с полутьмою комнат
Сад облегал густым воротником.

Там света не было. И в щели дуло.
Всю ночь поскрипывал дверной запор.
Отец, ложась, к высокой спинке стула
На всякий случай прислонил топор.

Я всё не спал. Всё слышал крик татарский.
Там шла орда, повозки волоча.
А месяц плащ брильянтовый по-царски
Дарил земле со своего плеча.

Иван Елагин

[Жанятка]

Привет вам, новые ворота!
Люблю порой на вас смотреть,
Люблю порой и с разворота
На вас башкою налететь.
Промчится ветер, хладом вея,
Повянут листики травы…
А вы год от году новее,
Год от году страннее вы.
Григорий Кружков

В коричневой форме и фартуке черном
тащилась на лобное место, дабы,
позорно бледнея, решать обреченно
задачу про две окаянных трубы.
В одну поступает бесценная влага,
в другую — уходит. Сюжет на доске
изложен, а дальше настолько ни шага,
что мела обмылок вспотел в кулаке.
…Как тупо топталась, как нервно зевала,
одно представляя в трясучке стыда:
что вдруг из бездушного резервуара
меня милосердно выносит вода,
как некую щепку, лишенную веса, —
к оврагу в наплывах плюща и хвоща;
в сентябрьский, запутанный синтаксис леса,
в шуршащие “ш”, в шелестящие “щ”;
к морщинам дубов, где мерещится порча
зануд короедов; затем — по витку —
налево, где, шляпками иглы топорща,
рассыпались рыжики по сосняку.
Какая в извилистом, влажном овраге
свобода! Дрейфуй, навигатор, плотней
приклеившись к мокрой шершавой коряге,
покуда вода не иссякнет под ней
у края обрыва, где сонная осень
забрызгала красным сухой бересклет.
И можно, как в сказке, удариться оземь
и стать человеком двенадцати лет,
чью грудь распирает восторг беспричинный.
И жарко… И куртка сползает с плеча,
в кармане пригревшая нож перочинный,
что выменян был на жука-рогача.
Ирина Евса

[Vicont]

Марленочка, не надо плакать,
мой друг большой.
Всё - суета, всё - тлен и слякоть,
живи душой.

За место спорят чернь и челядь.
Молчит мудрец.
Увы, ничем не переделать
людских сердец.

Забыв свое святое имя,
прервав полет,
они не слышат, как над ними
орган поет...

Не пощадит ни книг, ни фресок
безумный век.
И зверь не так жесток и мерзок
как человек.

Прекрасное лицо в морщинах,
труды и хворь.
ты - прах, и с тем, кто на вершинах,
вотще не спорь.

Все мрачно так, хоть в землю лечь нам,
над бездной путь.
Но ты не временным, а вечным
живи и будь...

Сквозь адский спор добра и худа,
сквозь гул и гам,
как нерасслышанное чудо,
поет орган.

И божий мир красив и дивен,
и полон чар,
и, как дитя, поэт наивен,
хоть веком стар.

Звучит с небес Господня месса,
и ты внизу
сквозь боль услышь её, засмейся,
уйми слезу.

Поверь лишь в истину, а флагам
не верь всерьез.
Придет пора - и станет благом,
что злом звалось...

Пошли ж беду свою далече,
туман рассей,
переложи тоску на плечи
твоих друзей.

Ни в грозный час, ни в час унылый,
ни в час разлук,
не надо плакать, друг мой милый,
мой милый друг.

Борис Чичибабин

[vse]

ЗЕЛЕНЫЕ ЦВЕТЫ

Светлеет грусть, когда цветут цветы,
Когда брожу я многоцветным лугом
Один или с хорошим давним
другом,
Который сам не терпит суеты.

За нами шум и пыльные хвосты —
Все улеглось! Одно осталось
ясно —
Что мир устроен грозно и
прекрасно,
Что легче там, где поле и цветы.

Остановившись в медленном
пути,
Смотрю, как день, играя,
расцветает.
Но даже здесь.. чего-то не
хватает..
Недостает того, что не найти.

Как не найти погаснувшей
звезды,
Как никогда, бродя цветущей
степью,
Меж белых листьев и на белых
стеблях
Мне не найти зеленые цветы...

<1967>

Николай Рубцов

[Librarian]

Немного из современности

Между телом и душой...

Между телом и душой
Промежуток небольшой,
И поди там разбери –
Что снаружи, что внутри.

Если душу не вложить,
Человек не станет жить,
Но без тела и душа
Не протянет ни шиша.

Это ж не хухры-мухры.
Мандарин без кожуры,
Уж на что он корнеплод,
Даже дня не проживет.

Этот странный симбиоз
Вызывает в нас вопрос,
На который много лет
Не дает никто ответ.

…Славный свой закончив путь,
Человек прилег соснуть
Нездоровым вечным сном,
Но уже не два в одном.

Он лежит себе в гробу
С белой тряпочкой на лбу,
А внутри там – ни души.
В общем, оба хороши.

В морозильнике моем

Закуржавились метели,
Затянули окоем,
Три полбанки запотели
В морозильнике моем.

По такой лихой погодке
В день ненастный февраля
Что ли выпить, что ли водки
Чисто так, сугреву для.

Как тебя, скажи, родная,
Мне не вмазать поутру,
Чтоб пошла волна хмельная,
Разливаясь по нутру.

Чтоб текло по жилам зелье
Первозданной чистоты
Для сердечного веселья,
Для душевной лепоты.

Для телесного здоровья
Для потехи половой –-
На картофельной основе,
На основе зерновой.

Чудо-водка, тройка-птица,
Растудыть твою кубыть,
Чтоб с утра да не напиться,
Это кем же ж надо быть!

У народа, у элиты,
Да считай – у всей страны,
Лишь тобой глаза залиты,
Лишь тобой сердца полны.

На графских развалинах (Готическая баллада)
«Есть в графском парке черный пруд…» Юрий Ряшенцев

Теряя голову и обувь на ходу,
Поочередно все с себя срывая,
Графиня с изменившимся лицом бежит к пруду,
Суицидальных планов не скрывая.

Не различить ее бессвязных фраз,
Обрывки их едва доносит ветер,
С ней так случается, примерно, восемь раз
В году, когда она за разум не в ответе.

С крыльца за нею наблюдает старый граф,
Из «Сильвы» про себя мотив мурлыча,
Давно супруги опостылел графу нрав,
К тому ж он сноб и не любитель кича.

«Хотя и нервный выдался денек,-
Он думает,- но все пока идет недурно».
Меж тем, графиня, вдруг споткнувшись о пенек,
На землю падает и там рыдает бурно.

«И в этот раз, похоже, недолет,-
Бормочет граф, скривившись от досады,-
Ужель опять ее Господь не заберет
В свои чертоги, полные прохлады?

Любовный пыл во мне давно уже ослаб,
Нет прежней силы в признаках первичных,
Меня мутит и от простых-то, если честно, баб,
Так что уж говорить про истеричных…»

Но тут с земли графиня, отрыдав,
Встает и к дому направляет шаг неверный,
Где с каменным лицом ее встречает молча граф,
Кляня в душе свой жребий непомерный.

Счастливый без пяти минут вдовец,
Лишь в двух шагах он был от доли лучшей,
Но нерушимый двух союз сердец
Разрушить помешал несчастный случай.

Когда бы не проклятый тот пенек,
Что так некстати на пути попался,
Как был бы граф теперь прекрасно одинок,
Как скорби он вольготно б предавался.

…Уж минул век с поры далекой той,
Покоится их прах под сенью пиний,
Лежат они под тяжкою плитой,
Плющом кладбищенским картинно обвитой, –
Несчастный граф с неистовой графиней.

Но, как и прежде, восемь раз в году,
Сорвавшись с места, словно по тревоге,
Графиня с изменившимся лицом бежит к пруду,
Срывая с криком саван по дороге.

Игорь Иртеньев.

[vse]

А еще мне Гумилев нравится.

Выбор

Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.

Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.

А ушедший в ночные пещеры,
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.

Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право -
Самому выбирать свою смерть.

1909