Магия, колдовство и иже с ними Опции

[Lord-Aries]

Странно, что эту тему ещё никто не открыл. Выскажемся, что думаем(IMG:style_emoticons/default/wink.gif) ?

[Anastasia]

У Анны Ахматовой есть такие строки: "Когда человек умирает Изменяются его портреты…" Скульптор З.А.Масленникова пишет в воспоминаниях, что, разговаривая с Б.Л.Пастернаком по телефону, упомянула, что "…один человек в припадке безумия схватил гипсовый отлив его головы и со страшной силой бросил об пол так, что в дубовом паркете осталась вмятина, а портрет разлетелся на куски. Услышав это, он на несколько секунд смолк, не отвечая на мои вопросы: "Борис Леонидович, вы меня слышите?" Потом после паузы сказал, как бы из далека: "Я тут"". По словам Ивинской О.В., секретаря Пастернака и автора книги воспоминаний о нем, Борис Леонидович пересказал ей историю с разбитой головой и добавил: "Это конец. Теперь мне не уйти". Через 11 дней он слег. Для человека столь глубокого внутреннего прозрения и интуиции событие с разбитым его изображением оказалось исполненным смысла.
Представление о неразрывной связи изображения и оригинала глубоко бытует в народном сознании. Еще в 18в. в России художники, пытавшиеся рисовать портреты простых людей, сталкивались с их опасением, настороженностью, и прямым нежеланием. Если с портретом что-то случится, считали они, если кто-то разорвет или сожжет его, то человек, изображенный на нем, пострадает тоже: будет сильно болеть или погибнет. Этими же опасениями был вызван запрет на изображение человека в исламе. А за долго, много веков до ислама, всякое изображение точно так же запрещалось в древней Иудеи.
Поучительно бывает наблюдать некое частное и весьма наглядное, проявление этой магии изображения, портрета в политической жизни. При любом диктаторе, при любой тоталитарной системе, всякий раз основанной на обожествлении вождя, буквально на следующий день после его прихода к власти, повсюду появляется множество его изображений, а затем и скульптур. Это сопровождало появление Нерона, Ленина, Хомейни, Пиночета, Гитлера и т.д.
Это не просто "исторические памятники", "памятники культуры", как хотят это видеть защитники монументов. Если изображение, действительно, несет некую печать личности, тонкие энергетические слепки, копии личности диктатора, установленные повсюду, очевидно, далеко не безразличны, не нейтральны к окружающей реальности. Можно подумать, что эти изображения, скульптуры, портреты, как бы стремятся обозначить свое присутствие в как можно большем пространстве, при как можно большем скоплении людей. Иными словами, следует ли из этого, что появление множества изображений, портретов диктатора, вождя при тоталитарных системах имеет вполне определенный и далеко не безобидный смысл?
Соответственно, резкая смена политической ситуации всякий раз ознаменована, прежде всего, уничтожением всех таких изображений.
из книги Горбовского А.А. "Тайная власть, незримая сила".

[metelev_sv]

Вот ещё текст, о знамениях предшествовавших падению Иерусалима. Из "Иудейской войны" Иосфа Флавия:

Так отуманивали тогда несчастный народ обольстители, выда­вавшие себя за посланников Божиих. Ясным же знамениям, предвещавшим грядущее разрушение, они не верили и не вдумывались в них. Точно глухие и без глаз, и без ума, они прозевали явный глас Неба, неоднократно их предостерегавший. Вот какие были знамения. Над городом появилась звезда, имевшая вид меча и в течение целого года стояла комета. Пред самым отпадением от римлян и объявлением войны, когда народ собрался к празднику опресноков, в восьмой день месяца Ксантика, в девятом часу ночи, жертвенник и храм вдруг озари­лись таким сильным светом, как среди белого дня, и это яркое сияние продолжалось около получаса. Несведущим это казалось хорошим признаком; но книговеды сейчас же отгадали последствия, на которые оно указывало и которые действительно сбылись. В тот же праздник корова, подведенная первосвященником к жертвеннику, родила теленка на священном месте. Далее, восточные ворота внутреннего притвора, сделанные из меди, весившие так много, что двадцать человек и то с трудом могли запирать их по вечерам, скрепленные железными перекладинами и снабженные крюками, глубоко запущенными в порог, сделанный из цельного камня — эти ворота однажды в шесть часов ночи внезапно сами собою раскрылись. Храмовые стражники немедленно доложили об этом своему начальнику, который прибыл на место, и по его приказу ворота с трудом были вновь закрыты. Опять профаны усматривали в этом прекрасный знак, говоря, что Бог откроет пред ними ворота спасения; но сведущие люди видели в этом другое, а именно, что храм лишился своей безопасности, что ворота его предупредительно откроются врагу и про себя считали этот знак предвестником разрушения. Спустя несколько дней после праздника, 21-го месяца Артемизия показалось какое-то призрачное, едва вероятное явление. То, что я хочу рассказать, могут принять за нелепость, если бы не было тому очевидцев и если бы сбывшееся несчастье не соответство­вало этому знамению. Перед закатом солнца над всей страной ви­дели мчавшиеся в облаках колесницы и вооруженные отряды, окружаю­щие города. Затем, в праздник пятидесятницы, священники, как они уверяли, войдя ночью, по обычаю служения, во внутренний притвор, услышали сначала как бы суету и шум, после чего раздалось множество голосов: «давайте, уйдем отсюда!» Еще знаменательнее следующий факт. Некто Иошуа, сын Анана, простой человек из деревни, за четыре года до войны, когда в городе царили глубокий мир и полное благо­денствие, прибыл туда к тому празднику, когда по обычаю все иудеи строят для чествования Бога кущи, и близ храма вдруг начал про­возглашать: «Голос с востока, голос с запада, голос с четырех ветров, голос, вопиющий над Иерусалимом и храмом, голос, вопиющий над женихами и невестами, голос, вопиющий над всем народом!» Денно и нощно он восклицал то же самое, бегая по всем улицам города. Некоторые знатные граждане, в досаде на этот зло­вещий клич, схватили его и наказали ударами очень жестоко. Но не го­воря ничего ни в свое оправдание, ни в особенности против своих истя­зателей, он все продолжал повторять свои прежние слова. Представители народа думали—как это было и в действительности,—что этим человеком руководит какая-то высшая сила, и привели его к римскому про­куратору; но и там, будучи истерзан плетьми до костей, он не проронил ни просьбы о пощаде, ни слезы, а самым жалобным голосом твердил только после каждого удара: «о, горе тебе Иерусалим!» Когда Альбин— так назывался прокуратор—допрашивал его, «кто он такой, откуда и почему он так вопиет», он и на это не давал никакого ответа и продолжал попрежнему накликивать горе на город. Альбин, полагая, что этот человек одержим особой манией, отпустил его. В течение всего времени до наступления войны он не имел сношений ни с кем из жителей города: никто не видал, чтоб он с кем-либо обме­нялся словом; день-деньской он все оплакивал и твердил, как молитву, «горе, горе тебе, Иерусалим!» Никогда он не проклинал того, который его бил (что случалось каждый день), равно как и не благодарил, если кто его накормил. Ни для кого он не имел иного ответа, кроме упомянутого зловещего предсказания. Особенно мощно раздавался его голос в праздники, и, хотя он это повторял семь лет и пять месяцев, его голос все-таки не охрип и не ослабевал. Наконец, во время осады, когда он мог видеть глазами, что его пророчество сбывается, обходя по обыкновению стену с пронзительным криком «горе городу, народу и храму», он прибавил в конце: «горе также и мне!» В эту минуту его ударил камень, брошенный метатель­ной машиной, и замертво повалил его на землю. Среди этого горестного восклицания он испустил дух.

Если вникнуть во все это, то нужно придти к заключению, что Бог заботится о людях и разными путями дает им знать, что именно служит к их благу; только собственное безумие и личная злость ввергают людей в гибель. Так точно иудеи после падения Антонии сделали свой храм четырехугольным, не взирая на то, что в их пророчествах напи­сано, что город и храм тогда будут завоеваны, когда храм примет че­тырехугольную форму. Главное, что поощряло их к войне, было—двусмысленное пророческое изречение, находящееся также в их священном писании и гласящее, что к тому времени один человек из их род­ного края достигнет всемирного господства. Эти слова, думали они, указывают на человека их племени, и даже многие из их мудрецов впадали в ту же ошибку, между тем в действительности пророчество касалось воцарения Веспасиана, избранного императором в иудейской земле. Но людям не дано избегать своей судьбы даже тогда, когда они предвидят ее. Иудеи толковали одни предзнаменования по своему желанию, а относились к другим совсем легкомысленно, пока, наконец, падение родного города и собственная гибель не изобличила их в неразумии.

Но вообще-то, как в слова смысл вкладывается говорящим и слушающим, так и в знамения, и в случае с Пастернаком оба, и разбивший и сам Пастернак, в равной степени вложили силы в осуществление знамения. Другое дело, что на тот момент, когда всё происходило, может быть уже поздно было что-либо менять, как шарфик Айсидоры Дункан зацепившийся за колесо, что-то ранее произошедшее просто скрутилось в клубок и перестало быть распутываемым. А знамение само по себе ничего не значило.